Твое прошлое - темное. Твои мысли - загадка. Сам ты - тайна. Чтобы никогда не расходиться в своих историях, ты их просто не рассказываешь, оставляя все что сделало тебя таким позади. Не потому что хочешь забыть, а потому что если кто-то узнает, то сразу поймет почему же у тебя нет сердца.
Когда-то давно оно было, живое, настоящее, билось за грудиной и перегоняло кровь, как и у всех остальных. Когда-то давно у тебя была и жизнь совсем другая, обычная.
Когда-то давно ты решил заплатить одной ведьме за исполнение желания и получить кого-то особенного для себя - получил, а еще огромную силу, только вот все остальное потерял, потому что ведьма тебя обманула, вывернув условия договора. Твой топор, волшебный, подаренный ею, забирал от тебя по кусочку каждый раз, когда ты использовал свою новую силу по приказу обманщицы, ставшей хозяйкой, постепенно превратившись в ее слугу.
И ржавчина, которой ты был покрыт при нашей первой встрече, была от крови, чужой. И вовсе тебе не мешала.
Ты не был всеми забыт и оставлен. Ты выполнял ее приказ и ждал нас.
Ты должен был играть свою роль, а потом предать - привести меня к ведьме.
Играл ты настолько хорошо, что в какой-то момент сам поверил, что это правда.
И не предал.
Ни ты, ни я до сих пор не знаем почему.
- как это началось?
- с лучшей стороны каждого из нас.
Вечер уже давно опустился на землю, в траве выводили свои ежедневные трели сверчки, тянуло сыростью и прохладой. Не так давно прошел дождь, первый осенний, который так не вовремя напомнил о скорой смене времени года. Перед небольшой компанией, что расположилась на ночлег неподалеку от обочины дороги, весело потрескивает костер. Железный Дровосек подбросил пару поленьев, языки пламени сразу же облизали кору, а в воздух полетел маленький сноп искр, затрещало сильнее. Мальчик с большими любопытными глазами протягивал руки, складывая их лодочкой, над пляшущим пламенем. Рядом поскуливал Тотошка, то и дело тычась носом в изгиб его коленки. Брови мальчика были нахмурены, между ними пролегала тонкая складочка, а нос то и дело хлюпал. Кажется, он простудился, но вовсе не это сейчас занимало его мысли. Он вспоминал множество разговоров с друзьями.
- Дома всегда лучше! - горячо ответил тогда мальчик. Страшила лукаво улыбнулся.
- Солома, которой я набит, выросла в поле, кафтан сделал портной, сапоги сшил сапожник. Где же мой дом? На поле, у портного или у сапожника? - и действительно, где его дом? А где сейчас дом Элли? Говорят, что дом там, где тебя любят и ждут, где тебе всегда будут рады, где...черед мыслей прервался, он медленно поднял взгляд и посмотрел на остальных: вот Лев что-то говорит Страшиле, а тот качает соломенной головой и возражает в ответ собеседнику, а вот Дровосек точит свой топор, поглядывая время от времени на огонь. Дровосек вообще был молчаливым, обычно он больше слушал, кивал, а после давал какой-то совет. Да, как же он мог забыть, еще Тотошка, верный маленький друг, который прибыл сюда из того, другого мира. Так может дом Эллиота вовсе не в Канзасе, а тут, среди этих странных, но таких уже привычных и родных, Льва, Страшилы и Дровосека?
Вечно они спорят о том, что нужнее.
– А я, – упрямо сказал Страшила, – всё-таки предпочитаю мозги: когда нет мозгов, сердце ни к чему.
– Мне нужно мое сердце, – возразил Железный Дровосек. – Мозги не делают человека счастливым.
Элли молчал, так как не знал, кто из его новых друзей прав. Молчал и тогда, и сейчас. Хотя, теперь он уже знал, что каждый нуждается в чем-то своем, особенном. Лев был храбр, ведь он не раз мчался ему и остальным на помощь, когда всем грозила беда. Может быть только немного не уверен в себе...но ведь это пройдет, он знает как это бывает. А Страшила? Он всегда говорит "если бы у меня были мозги" и предлагает сделать что-то невообразимое, именно такое, что как нельзя подходит в этой ситуации на место решения. Умные всегда считают себя глупыми. Дровосек же...будучи железным он имеет самое большое сердце из всех, кого Эллиот только встречал за свою короткую жизнь. Может быть у него нет сердца, которое должно гонять кровь, может быть никто не услышит его стук, но что сердце без чувств? Это мальчик понял уже давно, ведь у других, кого они тут встречали сердце было, они были из плоти и крови.
Живыми и пустыми.
Он точно знает, что больше никогда не будет говорить "бездушный, как кусок железа" или "набитый дурак", да и "храбрый как лев" от него тоже не услышат. Потому что бросаться в самую гущу без страха - не храбрость, а глупость. Настоящая храбрость это перебороть страх в себе. Потому что даже набитый соломой мешок может быть умнее нескольких человек вместе взятых. Пускай он говорит, что у него нет мозгов. Пускай без мозгов нельзя говорить...но ведь многие из тех, у кого мозга нет, любят поболтать? Он просто вычеркнет эти выражения из своего лексикона. Потому что кусок железа может быть более сердечным, чем его тетушка и дядюшка. Потому что кусок железа всегда выслушает его и даст совет, который заставит в душе что-то дрогнуть, а
ведь так даже умный Страшила не может. Потому что все эти качества для него открыты в новом свете.
- Эллиот, тебе не холодно? - мальчик вздрагивает от звука немного скрипучего голоса, наверное Дровосек опять забыл смазать шестеренки, нужно бы ему напомнить, а то еще покроются ржавчиной. - Элли?
- Нет-нет, все в порядке, я просто немного задумался, - быстро говорит он, почесав ладошкой холодный нос. Хотелось чихать, дым от костра нещадно щекотал ноздри.
- Просто… , - Элли вздохнул и поднялся с пенька, переминаясь с ноги на ногу, разминая затекшие конечности, - просто знай, Дровосек, у тебя есть сердце.
Блики на железном корпусе были тусклыми, его покрывала дорожная пыль, а предложить Дровосеку протереть...в общем, Элли было просто неловко перед ним. Железная голова качнулась с таким же тихим скрипом, мол нет, нету сердца. А его губы тронула улыбка, он сделал пару неуверенных шагов и опустил свою прохладную ладошку ему на щеку, очень серьезно глядя в провалы-глаза, внутри которых были тлеющие огоньки.
- Не хочешь - не верь. Но зато я точно знаю, у тебя есть душа. Самая прекрасная, какая только может быть, - а после он просто развернулся и побрел к небольшому шалашику, который все тот же Дровосек сделал для Эллиота на ночь.
Мальчик забрался внутрь и укуталася тряпьем, снаружи кто-то тявкнул и через пару мгновений внутрь забрался Тото, сворачиваясь у него под боком шерстяным клубком, согревая и собираясь охранять его сон.
Запах костра и пряности влажной листвы смешались. Внезапно, он понял что это один из тех вечеров, которые запоминаются и оседают на задворках души горьковатым, как все тот же дым, осадком. Он обязательно докажет им всем то, чего они не видят. Ведь его друзья - самые прекрасные на этом свете и за них он готов будет бороться до самого конца.
- есть ли в этом всем хоть какой-то смысл?
- смысл есть во всем, даже в отсутствии смысла.
Что с тобой случилось после твоего неповиновения? Волшебник Изумрудного Города дал тебе сердце, но ты знал, что это всего лишь пустышка. Ты знал, что у тебя его нет и быть не может. Дорога из желтого кирпича закончилась, как и наши приключения, а я отправился домой. Чтобы вернуться, а потом исчезнуть вновь.
Насовсем.
С вами всеми что-то произошло. Никто не помнит, не знает причины, почему вы здесь оказались.
А я не знаю причины, почему так подозрительно вовремя сбежал из дома и дорога, странного желтого цвета, как в моих детских фантазиях, привела именно сюда.
Кажется, что у небоскребов зеленые окна. И свет от фонарей по ночам тоже зеленый. За ним сокрыто слишком много грехов, порока, грязи - всего, что пробуждает самые темные стороны, что забирается глубоко в душу, чтобы найти изъян и вывести его на свет - взрастить и пестовать.
Когда я только появился здесь, ты был первым из всех старых друзей, кого мне удалось встретить. Ночью, в подворотне, на задворках неподалеку от какого-то сомнительного заведения у меня опять заглох байк. Он постоянно это делает, а я постоянно его чиню. В этот раз под рукой не было всего необходимого, а ты так вовремя оказался рядом. Ты ведь просто хотел помочь, да?
Почему ты молчишь?
Это пугает, если честно.
- любовь и страх никогда не будут стоять рядом, ты знаешь?
- я знаю многим больше, они борятся.
- и кто побеждает?
- когда как.
Звук битого стекла и крики, удары кулаками - все это где-то рядом и заставляет сердце Эллиота биться быстрее, пока он негнущимися пальцами пытается провернуть ключи. Байк издает звук похожий на предсмертный хрип и по спине опускается холодок, отчетливо перескакивая с позвонка на позвонок и разливаясь сковывающим волнением в районе солнечного сплетения. Элли судорожно, но тихо вдыхает воздух, сглатывает и вновь пытается провернуть ключ. Мотоцикл не реагирует никак и парня начинает бить мелкая дрожь - звуки драки не затихают и постепенно приближаются.
Или ему так кажется?
Сердце стучит в ушах и пульсирует где-то в горле. Он не замечает шуршания асфальта под шинами внедорожника с тонированными окнами - тот сливается с темнотой до тех пор, пока в лицо не бьет свет от включенных фар - дальний свет бьет так, что приходится зажмуриться. Когда дверцы открывается, из автомобиля показывается высокая фигура, чьи очертания Элли видит слезящимися глазами.
- Заблудился? - такой холодный, безразличный голос, низкий и хриплый. Фигура обходит его, останавливаясь за спиной, которая почти чувствует чужое тепло - слишком близко, колено у плеча. Элли разворачивается и наконец-то может рассмотреть того, кто сейчас стоит над ним и меряет изучающим взглядом глаз. Безразличных, как и голос.
- Я… да, байк заглох, - Эллиот закусывает щеку изнутри, борясь с накатывающей волнами паникой. Когда-то он был храбрым ребенком, сейчас он почти_совершеннолетний и боится слишком многого - в его голове куда больше, чем было раньше. Пока он был ребенком, его тетя и дядя не пытались туда вбить свои представления о ужасах, что ждут за каждым углом.
Сколько было этому мужчине? Под сорок? Ему всегда плохо удавалось угадывать чужой возраст. Куда больше внимания получили высокий рост и широкие плечи. И это странное ощущение, когда они встретились взглядами, будто в глубине чужого он сгорает, но в ледяном огне.
Это было жутко.
- Давай помогу, - то ли насмешка, то ли участие, но что-то в голосе изменилось. Элли хотелось отказаться от помощи, но разве сейчас были какие-то альтернативы? Он даже убежать не сумеет, при всем желании. Да и его не спешат убивать.
- Если вас не затруднит. Подбросите меня? Я живу не так далеко, - он все еще сомневается, но уже открыто просит о помощи. Человек молча смотрит на него, а потом все так же, не проронив ни слова, отрывает байк от земли и укладывает на багажник на крыше внедорожника.
Желание убежать становится невыносимым.
Возможность убежать умирает в агонии.
Его самого от этого зрелища почему-то мутит. Вопросов Элли не задает, не из-за чувства такта, а потому что не хочет знать на них ответ.
Когда байк закреплен сверху, Эллиот забирается в салон, на переднее, и ведет внутренний диалог с самим собой. Машина трогается с места в полной тишине, ему не задают вопросы.
И едут они совершенно в другую сторону, отчего он осторожно пробует разговорить незнакомца.
- Вы не спросили куда мне нужно, - поменьше обвинения, побольше спокойствия.
- Как тебя зовут? - на него даже не смотрят, только на дорогу, не меняя своего безразличия ни на мгновение.
- Элли. То есть, Эллиот. Смит, - зачем-то говорит полное имя, совершенно точно понимая, что оно ему не поможет, случись что.
Его не будут искать - некому, да и если бы искали - не нашли. Элли уверяет себя, что это голос страха и все на самом деле хорошо.
- И откуда ты, Элли Смит? - он совершенно точно уверен, что напряжение, мелькнувшее в этом вопросе, ему показалось.
- Из Канзаса, а что?
- Ничего. Говори куда ехать. Я не собираюсь катать тебя вечно.
Завязавшийся было узел в животе отпускает и он позволяет себе расслабиться.
Все и правда хорошо.
- значит, ты испугался?
- до дрожи, но ты не завидуй.
- и с чего бы мне завидовать?
- ты даже не представляешь какой эта дрожь была.
Ты был всегда поблизости, совершенно не проявляющий интереса, занятый чем угодно и полностью безучастный. Делал вид, что это очередная случайная встреча. Даже работу подкидывал и всегда платил по счету, оставляя неплохие чаевые, хотя в своих талантах механика я и не уверен настолько, насколько ты их оценивал. Я научился доверять, хоть ты и вызывал во мне иррациональное чувство страха вместе с еще более непостижимым для меня желанием держаться рядом, слишком близко, чтобы кожей чувствовать тепло.
Желание это росло, менялось и стало похожим на мед - тягучим и таким же одуряюще сладким.
Страх помогал мне сопротивляться своим желаниям.
До тех самых пор, пока ты не взял все в свои руки, не задав вопроса. А я не дал ответа. И это было чем-то безумным, неотвратимым, чем-то, чему сопротивляться было невозможно и я тонул - мы оба тонули, каждый настолько, насколько было ему по силам.
Я понимал, что еще немного и мне уже не выплыть.
Еще немного - я сбегаю, от этого безумия, от перемен в себе, от тебя. Потому что ты вовсе не хороший человек. Потому что я не хочу уподобляться тебе. Потому что устал от разрушения, которое ты несешь.
Потому что с тобой невозможно.
Но без тебя - невыносимо.